После встречи Невесты с дочерьми Иерусалима и повторения ею (ст. <a href='B:260 5:3'>3</a>) уже известного заклинания (ср. <a href='B:260 2:7'>Песн 2:7</a>; <a href='B:260 3:5'>Песн 3:5</a>) и ответного возражения с их стороны (ст. <a href='B:260 5:9'>9</a>), Она с великим энтузиазмом дает описание, ст. 10–16, несравненной красоты ее друга, причем «это описание, как и описание невесты, представляет нарочитый подбор штрихов и картин природы, заслоняющих черты человеческого образа, который, однако ж, нужен был и здесь для того, чтобы отдельным штрихам сообщить единство впечатления и чтобы образовать соответствие другому человеческому образу. И здесь человеческие черты стоят так близко к штрихам природы, что даже частица сравнения (как) между ними считается излишнею» (проф. Олесницкий, с. 357–358). Вообще образ Жениха рисуется здесь особенно смелыми сравнениями в чисто восточном духе (голова его — чистое золото; кудри его — виноградные ветви; глаза — голуби… щеки — цветник ароматный, губы — лилии, голени — мраморные столбы)…Но именно эта гиперболичность изображения Возлюбленного дает основание для перспективного изъяснения этого образа. «По мере того, как мы всматриваемся в эти, залитые светом, картины, человеческий образ жениха все более и более тускнеет и наконец превращается в святозарный образ солнца» (проф. Олесницкий, с. 358). «Но эта благодетельная сила есть не одна только стихийная сила или видимое солнце, но и сила политическая, которую библейские писатели олицетворяли в образе солнца (<a href='B:300 15:9'>Иер 15:9</a>) и представителем которой во время написания Песни Песней был царь Соломон, шестикратно названный по имени в нашей священной пиесе» (с. 360). «Указанным сочетанием царя и солнца уже образовался в мысли поэта такой высокий идеальный образ, что к нему весьма удобно было, без всякого нарушения единства картины, присоединить штрихи, определяющие благодеющую стране божественную силу. В солнце и лазури возвышающийся над землею царь Соломон, как благодетельный гений страны, сам собою вызывал в мысли поэта образ прославленного Мессии, имеющего явиться в облаках славы и завершить все высшие премирные благодеяния народу» (с. 362).

<pb/><t>його очі як голуба при водяних ставах, вимиті в молоці, що сидять при водяних ставах,</t>

Його очі — немов голубки́ над джере́лами во́дними, у молоці повими́вані, що над повним струмко́м посіда́ли!

<t>Его глаза — точно голуби у потоков воды: купаются в молоке, возле пруда сидят. </t>

<pb/><t>глаза<S>5869</S> его — как голуби<S>3123</S> при потоках<S>650</S> вод,<S>4325</S> купающиеся<S>7364</S> в молоке,<S>2461</S> сидящие<S>3427</S> в довольстве;<S>4402</S> </t>

<pb/><t>Глаза его - словно голуби у ручья, купающиеся в молоке, словно драгоценный камень в оправе!</t>

<pb/><t>"His eyes<S>5869</S> are like doves,<S>3123</S> Beside<S>5921</S> streams<S>650</S> of water,<S>4325</S> Bathed<S>7364</S> in milk,<S>2461</S> [And] reposed<S>3427</S> in [their] setting.<S>4402</S></t>

Турконяка	його очі як голуба при водяних ставах, вимиті в молоці, що сидять при водяних ставах,
Огієнка	Його очі — немов голубки́ над джере́лами во́дними, у молоці повими́вані, що над повним струмко́м посіда́ли!
РБО	Его глаза — точно голуби у потоков воды: купаются в молоке, возле пруда сидят.
RST	глаза его — как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке, сидящие в довольстве;
MDR	Глаза его - словно голуби у ручья, купающиеся в молоке, словно драгоценный камень в оправе!

Комментарии

Другие переводы