Здесь изображается призвание Иеремии к пророческому служению. Иегова рассеивает все сомнения, какие возбуждались в Иеремии при мысли об этой трудной миссии, и прикосновением руки Своей к устам пророка посвящает его на служение Ему. Затем в двух символических видениях раскрывается пред Иеремиею главное содержание его проповеди, с которою он должен идти к своему народу, и потом, в заключение, Бог повелевает пророку без смущения, в надежде на помощь Иеговы, начинать свою деятельность.

Формула, какая здесь служит введением к далее сообщаемым божественным откровениям, поражает своею простотою, особенно если сравнить ее с тою обстоятельностью, какая в соответствующих этому случаях замечается у пророков Исаии (гл. VI-я) и Иезекииля (гл. 1-я). Объяснение этой чрезвычайной сдержанности в изображении своего призвания можно находить в том, что Иеремия представляет собою переход от древнего пророчества к новому. Древнее пророчество не отрешалось, в принципе, от некоторой связи с мантикою: гигантские могучие натуры, как Илия, Амос, Исаия, Михей, которые, в сознании своего высшего посольства, гонимые Духом Божиим, как смелые бойцы устремлялись в мир, могли быть названы, — конечно, в лучшем и благороднейшем смысле этого слова, — «охваченными» Божественным Духом. Но Иеремия хотя и сознает ясно, что должен идти на борьбу против всех и что он от века предназначен к этому, однако это вечное предназначение действует на него не как decretum absolutum. Он не «охвачен» Божеством, но чувствует себя пред лицом Иеговы личностью, которая имеет свои желания, свои запросы, свои потребности. Происходит как бы борьба между пророком и Иеговою: Иеремия стремится осуществить божественное решение, часто борясь при этом сам с собою, с своими личными симпатиями и антипатиями. Затем Иеремия скептически, рефлектируя относится к тому, что для древних пророков составляло, можно сказать, краеугольный камень их пророческого самосознания — к самым видениям и откровениям, к экстатическим состояниям, которые, по его убеждению, у некоторых были явлением чисто субъективного происхождения, самообманом, а вовсе не знаком божественного вдохновения. Конечно, в своей личной внутренней жизни пророк умел различать свои мысли и откровения от Бога (ср. <a href='B:300 42:7'>Иер 42:7</a>), но все-таки он не придавал значения описанию этих видений, на которых и ложные пророки основывали свое право проповедовать от имени Иеговы.

І господнє слово було до нього: 

<pb/>„І прийшло мені слово Господнє, гово́рячи:

<pb/> <t>Было мне слово Господа: </t>

И было ко мне слово<S>1697</S> Господне:<S>3068</S>

Слово Господа пришло ко мне, Иеремии:

Now the word<S>1697</S> of the Lord<S>3068</S> came<S>1961</S> to me saying,<S>559</S>

Лопухин	Здесь изображается призвание Иеремии к пророческому служению. Иегова рассеивает все сомнения, какие возбуждались в Иеремии при мысли об этой трудной миссии, и прикосновением руки Своей к устам...
Лопухин	Формула, какая здесь служит введением к далее сообщаемым божественным откровениям, поражает своею простотою, особенно если сравнить ее с тою обстоятельностью, какая в соответствующих этому случаях...

Турконяка	І господнє слово було до нього:
Огієнка	„І прийшло мені слово Господнє, гово́рячи:
РБО	Было мне слово Господа:
MDR	Слово Господа пришло ко мне, Иеремии:
NASB+	Now the word of the Lord came to me saying,

Комментарии

Другие переводы